Некрасов об охотнике который пожалел
И видно не барин: как ехал с болота,
Так рядом с Гаврилой… (II, 110).
Сарай, в котором задремал поэт, явно находился в Шоде, раз дети, рассматривавшие Некрасова, знают Гаврилу Яковлевича. Впрочем, на то, в каком месте произошел этот эпизод, существуют разные точки зрения. Б. Л. Лунин полагал, что в основу «Крестьянских детей» лёг случай, произошедший в Грешневе, и что в нем поэт дал свой «автопортрет – через восприятие маленьких грешневцев»201.
Однако эта версия не выдерживает критики, т. к. получается, что маленькие грешневцы почему-то знают Гаврилу Яковлевича, но зато в первый раз видят своего барина. В. Н. Бочков пишет, что в основу «Крестьянских детей» «лег, по некоторым данным, случай, происшедший с поэтом в селе Шахове под Судиславлем…»202. Правда, В. Н. Бочков ничего не говорит об этих «некоторых данных» и не объясняет, почему именно шаховские дети хорошо знают Гаврилу.
«Крестьянские дети» выгодно выделяются на фоне традиционно мрачного творчества Некрасова. В. В. Жданов отмечает: «Стихотворение проникнуто неподдельной любовью и нежностью к детям. (…) Здесь открылась такая сторона деревенской жизни, какой еще не было в прежних некрасовских стихах, да и в русской лирике вообще. (…) Он открыл светлое начало там, где еще недавно ему виделись только горе и темнота»203.
ОХРАННИК И ДИРЕКТОР КИДАЮТСЯ НА ПОКУПАТЕЛЯ / БОРЗОГО ОХРАННИКА ЗАДЕРЖАЛИ И УВЕЗЛИ В ОТДЕЛ?
Предположение о мотивах, побудивших Некрасова написать «Крестьянских детей», высказал Ю. В. Лебедев. «Что послужило толчком к возникновению замысла поэмы (традиционно “Крестьянские дети” считаются стихотворением – Н. З.)? – пишет он. – Может быть, детские воспоминания, столь естественные по возвращении поэта в родные места, или действительный факт его встречи с крестьянскими ребятишками во время охотничьих странствий в одной из “спопутных” деревень? На этот счет мы вольны высказывать самые разнообразные предположения, но все они будут лишены фактической точности: никаких автобиографических признаний Некрасов нам не оставил.
О творческой истории “Крестьянских детей” не упоминают в своих мемуарах и люди, хорошо знавшие подробности интимной жизни поэта»204. «Читая “Крестьянских детей”, – продолжает Ю. В. Лебедев, – невольно замечаешь их полемический подтекст. Он ощутим в самой манере повествования, в той полемической страстности, с которой Некрасов отстаивает истинную поэзию и суровую прозу крестьянского детства.
Временами эта страсть прорывается прямыми полемическими выпадами по адресу воображаемых, враждебно настроенных собеседников. Чем вызван в поэме этот полемический накал?»205.
Ответ на данный вопрос, по мнению исследователя, состоит в том, что «в начале 1861 г., как раз перед отъездом Некрасова в ярославско-костромские края, русские журналисты оживленно обсуждали проекты об организации воскресных школ, вели споры о том, как и чему нужно учить крестьянских детей. Л. Н. Толстой решил приступить к работе в Яснополянской школе и уже намечал издание специального педагогического журнала.
Истории на ночь: Охотник
В газетах одна за другой появлялись корреспонденции о нравственном облике современных крестьянских детей, их жизни и быте, семейном воспитании. Мир деревенского детства привлекал особое внимание общественности, и Некрасов, без сомнения, знал всё, что печаталось об этом в русской прессе. (…) поэт решительно отвергал как заведомо лживые, так и ограниченные представления о жизни народа, которые упорно прививала русскому общественному сознанию либеральная печать.
Она не была единой в своих взглядах на суть семейных отношений крестьянина. Знакомство с газетными статьями убеждает, что внутри либерального лагеря наметились два подхода к освещению этой темы: или сознательное очернение деревенского детства, или неумеренная его идеализация. Между этими направлениями шла довольно острая дискуссия»206. Приведя конкретные примеры подобных публикаций весны 1861 г., Ю. В. Лебедев делает вывод, что «вся (…) поэма “Крестьянские дети” дышит в подтексте искренней злобой против той лжи, которую распространяла со страниц русских газет и журналов либеральная и консервативная публицистика 1860-х годов»207.
Сразу после окончания «Крестьянских детей» в июле-августе 1861 года Некрасов написал поэму «Коробейники». А. А. Буткевич вспоминала: «…однажды, при мне он вернулся и засел за “Коробейников”, которых потом при мне читал крестьянину Кузьме (имеется в виду Кузьма Солнышков – Н. З.)»210.
В. Е. Евгеньев-Максимов пишет: «На полях белового автографа “Крестьянских детей”, датированного 14 июля 1861 года, – ряд заметок, фольклорных записей и отдельных стихов, относящихся к (…) поэме “Коробейники”. Это дает основание для вывода, что в середине июля, закончив работу над “Крестьянскими детьми”, Некрасов уже приступил к начальной стадии работы над “Коробейниками”.
Закончил же он эту работу, если судить по дате под беловым автографом, (…) 25 августа 1861 года, т. е. в очень короткий промежуток времени – в какие-нибудь 40 дней (от 14 июля до 25 августа)»211. Однако к 25 августа, по-видимому, была написана только первая редакция «Коробейников». Чуть позже Некрасов дополнил текст поэмы, включив в него, в частности, стихотворное посвящение Г. Я. Захарову. Сличая первоначальную редакцию и окончательный текст «Коробейников», В. Г. Прокшин пришел к выводу, что работа над поэмой «началась не позднее 23 августа и завершилась до 6 ноября 1861 года»212.
В 1902 году сын Г. Я. Захарова, Иван Гаврилович, рассказывал, что «Коробейников» Некрасов «написал по тятинькину рассказу. Летом тятинька на охоте рассказал Николаю Алексеевичу, а через зиму Николай Алексеевич приехал и книжку стихов о коробейниках привез, тятеньке и подарил…»213. Согласно записи рассказа Ивана Гавриловича, сделанной о. Леонидом Парийским, история о коробейниках, легшая в основу некрасовской поэмы, выглядит так: «Был у нас мужик такой, хитрый, негодный, Давыд Петров из Сухорукова, из деревни, вот он и убил коробейников, ограбил, – с них и разжился, кабак имел; под конец Господь покарал – ослеп под старость. Тятинька и ружье-то, из которого Давыд застрелил коробейников, делал. Поднес тятинька Давыду да все и выспросил, как он убил.
– Вот, говорит, видят они, что я не с добром возле их – шли они прямиком, тропкой, из Сухорукова к Закобякину*, – отговаривать меня стали, а из одного стволика хлоп – только по-заячьи верескнул, из другого – снопиком повалился.
Тятенька такую ему взвесил: «Разве я по тебе ружье мастерил?»215.
По сообщению Ивана Гавриловича, убийство коробейников «произошло верстах в 20-ти от Шоды к востоку, к Молвитинской дороге**, в Мисковской волости»216.
По-видимому, властям об этом преступлении так и не стало известно, во всяком случае, в фондах Костромской палаты уголовного суда за вторую половину 50-х годов XIX века нам не удалось найти никаких следов уголовного дела по убийству коробейников.
Безусловной заслугой В. Н. Бочкова является то, что в ревизской сказке 1858 года среди жителей д. Сухоруково он нашел Давыда Петрова 35 лет, имевшего жену Настасью Лукьяновну и четырех детей: 14-летнего Ивана, 10-летнего Семена, 6-летнего Осипа и двухлетнюю Наталью. В ревизской сказке значится, что Давыд был подкидыш во дворе крестьянина Петра Васильева и его жены Настасьи Артамоновны217.
В. Н. Бочков пишет: «Положение подкидыша в старообрядческой деревне было вдвойне тяжело – они являлись париями, отщепенцами. В детстве Давыд, верно, натерпелся и наголодался. (…) Подкидышам не положен земельный надел, пришлось идти в лесники, содержать большую семью на грошовое жалованье. Из таких, как Давыд, и формировались ущербные типы, готовые на все, дабы “выбиться в люди”.
Преступление он готовит обдуманно и, спокойно убив коробейников, не мучится угрызениями совести, а, наоборот, похваляется»218. Трудно сказать, насколько натерпелся и наголодался Давыд в детстве. Согласно ревизской сказке, у Петра Васильевича и Настасьи Артамоновны своих детей не было (отчего младенца Давыда и подбросили именно к ним), и вполне вероятно, что приемные родители вырастили его, как своего родного сына. Тяжелая доля выпадала тому подкидышу, которого усыновляла не конкретная семья, а вся деревня, т. е. «мир», делавшая это с целью отдать его со временем в рекруты вместо своих сыновей*.
По-видимому, Некрасов давно хотел написать произведение, сюжетную основу которого составило бы описание странствия коробейников (не зря он так настойчиво еще в 1856 г. заказывал С. В. Максимову для «Современника» очерк о коробейниках220). Скорее всего, рассказ Гаврилы Яковлевича о недавно убитых торговцах послужил последним толчком к написанию поэмы.
Поэму предваряло посвящение «Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды, Костромской губернии)» и стихотворное обращение к нему:
Как с тобою я похаживал
По болотинам вдвоем,
Ты меня почасту спрашивал:
Что строчишь карандашом?
Почитай-ка! Не прославиться,
Источник: kostromka.ru
Отношение Н. А. Некрасова к героям своего стихотворения “Крестьянские дети”
Н. А. Некрасов родился в дворянской семье. Но в детстве будущий поэт часто тайком убегал к крестьянским ребятишкам. Они вместе ходили на Волгу, в лес, собирали грибы и ягоды.
Став известным писателем, Некрасов часто приезжал в свое имение, встречался с друзьями детства и с интересом и радостью наблюдал за детворой.
О своей встрече с крестьянскими ребятишками он
рассказал в стихотворении “Крестьянские дети”. О детях поэт пишет с любовью и нежностью:
Чу! шепот какой-то… а вот вереница
Вдоль щели внимательных глаз!
Все серые, карие, синие глазки
Смешались, как в поле цветы.
В них столько покоя, свободы и ласки,
В них столько святой доброты!
Говоря о детях, автор подбирает ласковые слова, называет их “милыми плутами”. Они озорные, рассудительные, наблюдательные,
хотя крестьянский ребенок обычно “растет, не учась ничему”. Зато деревенским детям с детства знаком труд.
Некрасов рассказывает в стихотворении о своей встрече “в студеную зимнюю пору” с шестилетним “мужичком” Власом. Он не по-детски серьезен:
И шествуя важно, в спокойствии чинном,
Лошадку ведет под уздцы мужичок.
В большой семье мальчик – единственный помощник отцу в тяжелом мужском труде. Н. А. Некрасов, сам переживший трудные и голодные годы, с большим сочувствием относится к крестьянским детям. Он понимает, что ребенок в крестьянской семье вырастет, “если Богу угодно, а сгинуть ничто не мешает ему”.
В своих стихах поэт не только писал о любви к детям, но и старался пробудить внимание и сочувствие общества к судьбе крестьянских детей.
Источник: lit.ukrtvory.ru
Некрасов об охотнике который пожалел
Ай барыня! барыня!
«Эй вы, купчики-голубчики,
К нам ступайте ночевать!»
Ночевали наши купчики,
Утром тронулись опять.
Полегоньку подвигаются,
Накопляют барыши,
Чем попало развлекаются
По дороге торгаши.
По реке идут — с бурлаками
Разговоры заведут:
«Кто вас спутал?» 1 — и собаками
Их бурлаки назовут.
Поделом вам, пересмешники,
Лыком шитые купцы.
Потянулись огурешники:
«Эй! просыпал огурцы!»
Ванька вдруг как захихикает
И на стадо показал:
Старичонко в стаде прыгает
За савраской, — длинен, вял,
И на цыпочки становится,
И лукошечком манит —
Нет! проклятый конь не ловится!
Вот подходит, вот стоит.
Сунул голову в лукошечко —
Старичок за холку хвать!
«Эй! еще, еще немножечко!»
Нет! урвался конь опять
И, подбросив ноги задние,
Брызнул грязью в старика.
«Знамо, в стаде-то поваднее,
Чем в косуле мужика:
Эх ты, пареной да вяленой!
Где тебе его поймать?
Потерял сапог-то валяной,
Надо новый покупать?»
Им обозики военные
Попадались иногда:
«Погляди-тко, турки пленные,
Эка пестрая орда!»
Ванька искоса поглядывал
На турецких усачей
И в свиное ухо складывал
Полы свиточки своей:
«Эй вы, нехристи, табапшики,
Карачун приходит вам. »
Попадались им собашники:
Псы носились по кустам,
А охотничек покрикивал,
В роги звонкие трубил,
Чтобы серый зайка спрыгивал,
В чисто поле выходил.
Остановятся с ребятами:
«Чьи такие господа?»
— Кашпирята с Зюзенятами. 2 —
«Заяц! вон гляди туда!»
Всполошилися борзители:
— Ай! ату его! ату! —
Ну собачки! Ну губители!
Подхватили на лету.
Посидели на пригорочке,
Закусили как-нибудь
(Не разъешься черствой корочки)
И опять пустились в путь.
«Счастье, Тихоныч, неровное,
Нынче выручка плоха».
— Встрелось нам лицо духовное —
Хуже не было б греха.
Хоть душа-то христианская,
Согрешил — поджал я хвост. —
«Вот усадьбишка дворянская,
Завернем. » — Ты, Ваня, прост!
Нынче баре деревенские
Не живут по деревням,
И такие моды женские
Завелись. куда уж нам!
Хоть бы наша: баба старая,
Угреватая лицом,
Безволосая, поджарая,
А оделась — стог стогом!
Говорить с тобой гнушается:
Ты мужик, так ты нечист!
А тобой-то кто прельщается?
Долог хвост, да не пушист!
Ой! ты, барыня спесивая,
Ты стыдись глядеть на свет!
У тебя коса фальшивая,
Ни зубов, ни груди нет,
Всё подклеено, подвязано!
Город есть такой: Париж,
Про него недаром сказано:
Как заедешь — угоришь.
По всему по свету славится,
Мастер по миру пустить;
Коли нос тебе не нравится,
Могут новый наклеить!
Вот от этих-то мошейников,
Что в том городе живут,
Ничего у коробейников
Нынче баре не берут.
Черт побрал бы моду новую!
А, бывало, в старину
Приведут меня в столовую,
Все товары разверну;
Выдет барыня красивая,
С настоящею косой,
Вожеватая, учтивая,
Детки выбегут гурьбой,
Девки горничные, нянюшки,
Слуги высыплют к дверям.
На рубашечки для Ванюшки
И на платья дочерям
Всё сама руками белыми
Отбирает не спеша,
И берет кусками целыми —
Вот так барыня-душа!
«Что возьмешь за серьги с бусами?
Что за алую парчу?»
Я тряхну кудрями русыми,
Заломлю — чего хочу!
Навалит покупки кучею,
Разочтется — бог с тобой.
А то раз попал я к случаю
За рекой за Костромой.
Именины были званые —
Расходился баринок!
Слышу, кличут гости пьяные:
«Подходи сюда, дружок!»
Подбегаю к ним скорехонько.
«Что возьмешь за короб весь?»
Усмехнулся я легохонько: —
— Дорог будет, ваша честь. —
Слово за слово, приятели
Посмеялись меж собой
Да три сотни и отпятили,
Не глядя, за короб мой.
Уж тогда товары вынули
Да в девичий хоровод
Середи двора и кинули:
«Подбирай, честной народ!»
Закипела свалка знатная.
Вот так были господа:
Угодил домой обратно я
На девятый день тогда! —
Общеизвестная народная шутка над бурлаками, которая спокон веку приводит их в негодование.
Кашпировы, Зюзины. Крестьяне, беседуя между собою об известных предметах и лицах, редко употребляют иную форму выражения.
Источник: ilibrary.ru
Там, где охотился Некрасов
Прошел суздальский Праздник огурца. Отзвенели фестивальные песни на фатьяновской «солнечной поляне». Опустели знаменитые вишневые вязниковские сады. В них с тихим шорохом понемногу начали опадать листья. Подошло время, и на Владимирской земле открылась летне-осенняя охота по перу.
Неуемный Роман пригласил меня в Вязники отметить в лугах новомодный охотничий праздник св. Губерта по практической охоте: «Посмотрите наших вязниковских подружейных собак в работе, дадите им оценку…» Особенно подкупило меня его сообщение, что, мол, по старинным преданиям, в эти самые места, еще в девятнадцатом веке, специально езживал поохотиться на высыпках дупелей сам Н.А.
Некрасов. Помнятся его знаменитые строки: «Опять я в деревне. Хожу на охоту. Пишу свои вирши. Живется легко…».
До Вязников от Коврова 40 минут по автостраде М7 «Волга». Переехал по наплавному мосту Клязьму. Через три километра съезд с асфальта в луга. 7-30 утра. Роман уже здесь. Ждет участников.
С некоторым опозданием подъезжают и они – спаниелисты и легашатники.
Странно, но здесь, в этой глубинке, практически отсутствует культура охоты по красной дичи. Местные повально, за редким исключением, предпочитают охоту на уток. Не потому, что вкуснее, просто мяса больше. Но Роман, проявляя порой стоицизм, пытается изменить их взгляды на охоту со спаниелем, организовывая различные полевые мероприятия по перу. Вот и сегодня под флагом св.
Губерта проводит состязания по практической охоте по перепелу. И я стараюсь помочь ему, чем могу. Поскольку участников оказалось немного, мероприятие не затянулось надолго. Финальное построение, вручение призов и наград, добрые пожелания друг другу, и на сегодня «все свободны»…
Левый низменный берег Клязьмы под Вязниками – сплошные заливные луга. Местность ровная – ни холмов, ни возвышенностей. Кажется, что редкие здесь деревеньки «плавают» в половодье. Но нет, никакая вода их не заливает, хотя и плещется порой у самой околицы. Так весной они и стоят неприступными островками посреди безбрежных вод.
А напротив, с высокого правого берега Клязьмы, смотрят на них и удивляются высотные новостройки древнего города. Эти особенности, видимо, объясняют изобилие здесь болотно-луговой и прочей пернатой дичи. Так было испокон веков. Так это есть и сейчас.
Наши образованные предки понимали толк в красоте бродовой охоты с хорошей подружейной собакой и специально наезжали сюда поохотиться вволю на «красную» дичь. И уж если охотничьи тропы привели меня сюда – грех не воспользоваться случаем и не приобщиться к тем страстям, что притягивали в эти луга заядлых охотников.
Роман предложил показать свои коронные места в этих угодьях. Неужели, думаю, они еще богаче дичью, чем здесь? Неожиданно зазвонил его мобильный. Это Сергей Душин – отец Романа, заядлый охотник и старинный мой приятель. Оказывается, по случаю выходных дней он приехал из Коврова сюда поохотиться. Ностальгия, ведь корнями Душины – вязниковцы… Договорились о встрече.
Минут через пятнадцать три машины встали рядком у некошеной осоки. Хлопнули двери, три засидевшихся русских спаниеля – Бархат и Бальт Романа и Сабрина его отца – затеяли игру в «догонялки». Мы поздоровались, обнялись, поговорили о том о сем, разобрались, кто в какую сторону пойдет. Извлекли ружья с патронами.
Поскольку своей собаки у меня, к великому сожалению, уже нет (легендарный Айтос давно ушел в «луга вечной охоты»), а охотиться с чужими не тот кайф, решил посмотреть (глазами эксперта), как охотятся другие. Однако, перейдя болотце и достаточно отдалившись от стоянки, я вдруг осознал глубину той глупости, которую совершил. От дружной работы спаниелей, от взлетающей справа и слева дичи, от хлопков выстрелов меня до дрожи захлестнул «девятый вал» охотничьего азарта, но… возвращаться уже было поздно. Роман, видимо, поняв мое состояние, совершил героический поступок – отдал мне свое ружье.
Впервые я охотился с дружной парой сработавшихся спаниелей. Один рыже-пегий, другой черно-пегий, каждый в своей манере обрабатывали луг передо мной. Бархат, специалист по коростелям, работал низом и уверенно «выкруживал» их из осоки. Бальт предпочитал работать верхом, и на его долю приходилась большая часть поднятых с луговины дупелей.
Роман привычно для себя «дирижировал» ими и предупреждал: «Приготовьтесь, сейчас будет подъем». Хотя я и сам прекрасно читаю рисунки работы спаниелей, такая заботливая внимательность подкупает. Гораздо большую проблему создавало непривычное и неприкладистое мне ружье. Вот – подъем первого дупеля, первый дуплет и. первый промах.
Приклад не встал в плечо, как надо, и мой выстрел был на азарте. Ситуация повторяется раз за разом. Долгоносик взлетает из-под спаниеля и улепетывает от меня по прямой – чисто угонный. Что может быть проще для выстрела? Отработанным движением кидаю ружье со сгиба левой руки в плечо, палец на спуске, но стрелять не могу – оно вновь неловко встало.
Судорожно пытаюсь поправить, но и дупель не ждет. Вот-вот уйдет из «меры» уверенного выстрела. Адреналин зашкаливает, и азарт толкает палец. Суетливый выстрел наудачу. Опять мимо!
Порой я замечал контейнер, летящий выше линии полета птицы. Поняв, что дуплеты не повышают результативность, а лишь увеличивают расход патронов, перешел на одиночные выстрелы.
Спаниели работают неутомимо, поднимая на крыло то дупеля, то коростеля. А я мажу и мажу. Наконец, удачный выстрел – есть! – дупель тряпкой ткнулся в траву. На подачу пошел Бархат. Через мгновение разглядываем первую добычу. Ну, кажется, поймал удачу!
Увы… Это была случайность. С ружьем и его прикладом те же проблемы – не мое! И я снова стреляю и мажу. Интересно, что думают о таком охотнике собаки? Иногда возникают опасные моменты: один спаниель поднимает дичь, другой вдруг оказывается «на линии огня». Сдерживаюсь, отказываюсь от выстрела. Был момент, когда на линии огня оказался и Роман.
Взлетевший из-под собак коростель прикрылся им от меня. Роман, заметив опасность, резко опустился в траву. Но, предвидя ситуацию, я и не поднимал ружье (вспомнился случай прошлого года в Тюнеже, когда дилетант выстрелил в азарте по взлетевшему фазану, не обращая внимания, что на пути заряда стоит ведущий собаки. Того спасла реакция – успел отвернуться, закрыть голову руками.
Дробь пришлась в них и в спину. Очнулся он уже в больнице).
В итоге через два часа вся добыча моя состояла из одного дупеля. О, если бы я взял свое ружье – ягдташа не хватило бы. Мне показали настоящее охотничье «эльдорадо». Теперь вполне понимаю, что притягивало сюда страстного охотника и писателя Н.А. Некрасова! Хорошо, что я не взял свое ружье.
Ведь главное для меня в охоте – это богатейшие эмоции, чувство единства с природой.
Сделав круг, мы подошли к машинам. По горизонту собирались тяжелые тучи, напоминая, что осень недалеко. Иногда вдали погромыхивало, будто катили пустую бочку по брусчатке, – признак, что лето еще не ушло. Густые кусты шиповника у старицы рдели крупными красными ягодами. Небольшая копна сладко пахнущего душистого сена манила нас. Усталые ноги подогнулись сами.
Слегка притомившиеся собаки прилегли рядом, прикрыли глаза и чутко дремлют. Хорошо! Эх, продлить бы это время безмятежного блаженства… Может, остаться здесь до вечера? Время обеда – чай с бутербродом утолили проснувшееся было чувство легкого голода…
Подошел Сергей, похвастался хорошей добычей, но – одни коростели. Он охотился в болоте. Потекла неторопливая беседа о былом, о сегодняшней охоте, о том, что предстоит. Отдохнув, Душин-старший уехал. Я, пользуясь короткой передышкой, не спеша обследовал окрестности: набрал шиповника, попались и грибы – с десяток подосиновиков и белых…
Солнце давно перевалило за полдень, когда мы вышли в луга вновь испытать охотничью удачу. Потянул легкий теплый ветерок, так необходимый чутьистым подружейным собакам. Два спаниеля, два охотника и два ружья. Поскольку у собак один хозяин – пошли вместе, но особым порядком. Роман ближе к болоту с Бархатом, я повыше, к местам посуше, которые предпочитают местные дупеля.
Надо ли говорить – дела пошли веселее. Вскоре один успел добыть двух коростелей, у другого – дупель. С привычным ружьем совсем уже другое дело. Собаки, привыкшие работать парой, чаще всего работали вдвоем по одной птице. И часто получалось, что они брали коростеля в «клещи», заставляя его взлетать без долгой беготни и хитроумных петель. Тут уж, охотник, не моргай.
Правда, мы договорились – Роман стреляет коростелей, я – дупелей и нередко отказывались от выстрела, когда дичь взлетала не под того охотника. Птицы отлетали недалеко и садились. По ним, «перемещенным», как правило, не работали – бесполезно: пока приближаешься к месту посадки, спаниели успевают сработать другую, а то и две.
Солнце клонится все ниже. Тени от шумящих на ветерке берез вытягиваются. Над болотом закурилась тонкая дымка тумана. Роса легла на травы. Шерсть спаниелей намокла. Решили на озеро не ходить. Если бы не ограниченная норма добычи за выход – то могли бы настрелять целую гору дичи – дупелей и коростелей.
Но мы законопослушные, и потому наша охота на сегодня закончена. Да и мне пора домой, в Ковров.
Леонид Карантаев 23 сентября 2013 в 00:00
Источник: www.ohotniki.ru
Под жестокой рукой человека (Н.А. Некрасов)
Под жестокой рукой человека
Чуть жива, безобразно тоща,
Надрывается лошадь-калека,
Непосильную ношу влача.
Вот она зашаталась и стала.
«Ну!» — погонщик полено схватил
(Показалось кнута ему мало) —
И уж бил ее, бил ее, бил!
Ноги как-то расставив широко,
Вся дымясь, оседая назад,
Лошадь только вздыхала глубоко
И глядела. (так люди глядят,
Покоряясь неправым нападкам).
Он опять: по спине, по бокам,
И вперед забежав, по лопаткам
И по плачущим, кротким глазам!
Все напрасно. Клячонка стояла,
Полосатая вся от кнута,
Лишь на каждый удар отвечала
Равномерным движеньем хвоста.
Это праздных прохожих смешило,
Каждый вставил словечко свое,
Я сердился — и думал уныло:
«Не вступиться ли мне за нее?
В наше время сочувствовать мода,
Мы помочь бы тебе и не прочь,
Безответная жертва народа,-
Да себе не умеем помочь!»
А погонщик недаром трудился —
Наконец-таки толку добился!
Но последняя сцена была
Возмутительней первой для взора:
Лошадь вдруг напряглась — и пошла
Как-то боком, нервически скоро,
А погонщик при каждом прыжке,
В благодарность за эти усилья,
Поддавал ей ударами крылья
И сам рядом бежал налегке.
10 февраля 1859
Смотрите также:
- Желание жить: Свинья выпрыгнула из движущегося грузовика, который вёз её на скотобойню
- Бог весть! Я не встречаю их (Н. Некрасов)
- К 200-летию Николая Некрасова в Ярославской области создадут музей
- Кошачье чудо
- Арктур — гончий пёс (Юрий Казаков)
- В Дагестане гусь Вася не стал новогодним кушаньем, умилив хозяев обнимашками
Дорогие друзья, наш проект существует исключительно благодаря вашей поддержке.
Комментарии
Нет слов! Часто думаю о
Нет слов! Часто думаю о том, что большинство людей очень эмоционально реагируют тогда, когда обижают и издеваются над животными. Это справеливо, ведь зверушки так беззащитны, особенно те, которые окружают нас в обыденной жизни. Но почему люди совершенно спокойно взирают на то, как гибнут сотни от бомбёжек сейчас, свои единокровные?!
Почему спокойно, а некоторые даже с радостью, наблюдали за Одесской трагедией? Что произощло с человеком? Почему он так ненавидит другого человека?
Что произошло
Что произошло с человеком? Почему он так ненавидит другого человека?
Сатанизация некоторых — фашиствующих. Согласие с ними инертного большинства (их недовольство технологи перенаправили).
А вообще — мерзость запустения.
Источник: omiliya.org