Оленеводство — не просто одна из разновидностей животноводства. Это образ жизни, который испокон веков вели коренные народы российской Арктики, осваивавшие суровые северные просторы. Не утратило актуальности это ремесло и по сей день, хотя прогресс внес в него кое-какие коррективы. «Вокруг света» совместно с проектом «Дети Арктики» рассказывает об образе жизни современных оленеводов.
Не только ценный мех
Северный олень — одно из немногих животных, сумевших адаптироваться к непростым условиям жизни на Крайнем Севере. Особое строение копыт, которые при необходимости могут широко раздвигаться или сжиматься, позволяет оленям легко передвигаться по толще снега и болотам и не вязнуть в топях, а острые края копыт, которые обнажаются с наступлением зимы, помогают им не скользить на льду и успешно выкапывать корм из-под снежного покрова.
Необычная форма полых клиновидных шерстинок, которые сужаются к основанию, а не к кончику, и укутывают шкуру животного «воздушной шубой», позволяет оленям не бояться морозов и даже ледяной воды. А благодаря исключительной силе и выносливости эти обитатели тундры могут развивать скорость до 50 км/ч и покрывать расстояние до 150 км в день.
КАК ЖИВУТ ОЛЕНЕВОДЫ НА КРАЙНЕМ СЕВЕРЕ! Ненцы, олени и собаки посреди ямальской тундры
Оленина — ценный источник белка и минералов (в ней их содержится в полтора раза больше, чем в свинине и баранине), а также витаминов, аминокислот, макро- и микроэлементов. Помимо этого, пользой для здоровья и лечебными свойствами славятся молоко и кровь оленя, а еще его панты, которые вместе с женьшенем считаются самыми ценными среди средств, применяемых в восточной медицине.
Неудивительно, что разведение именно этих животных тысячелетия назад стало ключом к покорению Севера. К сегодняшнему дню в российской Арктике живет около двух третей мирового поголовья домашних северных оленей, а оленеводство по-прежнему остается ключевой отраслью сельского хозяйства самых северных регионов страны.
Свободный выпас под контролем
Самыми крупными стадами домашних оленей славятся полуострова Таймыр и Ямал, а также Ненецкий автономный округ. В целом же оленеводческими считаются 19 регионов России. И у каждого из коренных народов, которые здесь проживают, есть собственные подходы как к взаимодействию со своими рогатыми подопечными, так и к организации быта в целом.
В первую очередь это касается кочевки и выпаса животных. В частности, ненцы, ханты, манси, саамы, коми-ижемцы и северные селькупы, обладающие большими стадами, предпочитают кочевать очень часто, покрывая сотни километров. В результате пастбищная нагрузка распределяется по обширной территории. При этом пастух вместе с пастушьей собакой (как правило, это самоедская лайка, которую в свое время вывели ненцы) строго контролируют процесс выпаса и движение стада.
Оленеводы Камчатки, Чукотки и Магаданской области также отдают предпочтение длинным кочевым маршрутам (хотя тут они все-таки покороче) и контролируемому выпасу из-за высокой численности своих стад.
Нганасаны, энцы, долганы и эвенки, населяющие Таймыр и Западную Якутию, практикуют свободный выпас неподалеку от жилых лагерей — это связано с тем, что у местных оленеводов обычно небольшие стада. Оленей здесь используют в первую очередь не как источник пропитания, а как средство передвижения — на них ездят на рыбалку и охоту, которые играют куда более значимую роль в жизни этих народов.
Как живут оленеводы Крайнего Севера. Рыбалка на хариуса. Внутри чума. Горы Полярного Урала.
Помимо этого, у представителей разных оленеводческих народов отличаются и подходы к сборке нарт — узких длинных саней, в которые запрягают оленей и других ездовых животных. Прежде всего разница в их конструкции определяется формой копылов — коротких брусьев, вставленных в полозья и служащих опорой для кузова: нарты бывают дугокопыльными (популярны на Дальнем Востоке), косокопыльными и прямокопыльными (распространены в Сибири). Также крепление деталей у нарт может быть жестким (такие сани предпочитают ненцы) или гибким (на таких нартах ездят чукчи, коряки и эвены).
Традиционное передвижное жилье оленеводов также отличается по своей форме. Например, ненцы, саамы и ханты на протяжении многих поколений предпочитали жить в коническом чуме, а чукчи, коряки, эвены, эскимосы и юкагиры — в полукруглой яранге. При этом по своей конструкции и чум, и яранга — это каркас из шестов, обтянутый шкурами оленя, а иногда и морских млекопитающих.
Особняком тут стоит сравнительно новое изобретение — долганский балок, который представляет собой компактный дом на полозьях с четырьмя стенами. Балок заметно облегчил процесс кочевки: в отличие от чума или яранги, его не нужно разбирать и собирать заново при переезде на новую стоянку. Практичность жилища на полозьях оценили не только долганы, но и часть ненцев, живущих на Таймыре, ведь сегодня именно удобство — главный принцип, которым руководствуются обитатели Севера, выбирая для себя мобильный дом.
Кодекс жизни оленевода
У различных коренных народов Арктики, избравших основой своей жизни оленеводство, общего не меньше, чем отличий. Объединяют их прежде всего неписаные правила, которым следует каждая семья оленеводов. К слову, жителям современных городов соблюдение этих правил тоже может пойти на пользу.
1. Береги природу
Жизнь в суровых условиях, а также постоянное наблюдение за животным и растительным миром привели оленеводов к пониманию, что люди составляют лишь часть Вселенной, а также научили чтить и уважать природу, читать ее знаки и брать у нее только самое необходимое.
2. Уважай других
На арктических просторах не выжить без согласия и взаимовыручки — этой истине жители Севера учились веками. Поэтому здесь никто и не подумает тронуть брошенные посреди тундры чужие нарты, а если кто-то окажется в беде, ему обязательно придут на подмогу, и, конечно, в каждом чуме или яранге путнику всегда предложат угощение и место у очага.
3. Ничего лишнего
Оленеводов можно назвать настоящими приверженцами минимализма и концепции Zero Waste («ноль отходов»). Мало того, что кочевой уклад с детства приучает жить налегке и иметь только необходимое, так еще и то, что многие сочли бы отходами, у коренных народов Севера обязательно находит свое применение.
Оленьи шкуры идут на пошив одежды, обуви, спальных мешков, одеял и постройку жилья, сухожилия оленей — на изготовление ниток для шитья и рыболовных снастей, из их рогов делают ножи, наконечники для копий, украшения, ложки и иглы, а камусом (шкурой с голеней) подбивают лыжи.
4. Помни о завтрашнем дне
Оленеводы всегда тщательно рассчитывают имеющиеся ресурсы и постоянно делают запасы — будь то часть туши забитого оленя или оставшееся топливо, ведь никто не знает, что готовит завтрашний день.
5. У каждого своя роль
Разделение труда по силам и наклонностям — еще одна необходимая составляющая выживания в условиях Севера. Как правило, на женщин в семьях оленеводов ложатся домашние обязанности (стирка, приготовление пищи, починка одежды), в то время, как мужчины берут на себя охоту, выпас оленей и сбор топлива.
Однако это не значит, что супруги не могут помогать друг другу или иногда меняться обязанностями, если от этого повысится эффективность труда. Есть свои обязанности и у детей: обычно это несложная работа и обучение ремеслам предков: пошиву одежды, сборке нарт и переносного жилья, выпасу оленей.
6. Содержи жилье в порядке
Как у каждого арктического кочевника есть своя роль, так и у каждой вещи, помещения, жилой или хозяйственной зоны в стойбище оленеводов есть строго отведенное место.
Если говорить о самом жилище, то обычно в его центре располагается очаг, а спальные места находятся на одинаковом расстоянии от него (хотя в долганском балке печка, как правило, стоит у входа). Нередко за очагом хранятся реликвии и священные вещи, а хозяйственная утварь — около входа.
Еще жилье зачастую делится на мужскую и женскую половины — вследствие этого кухонная утварь всегда находится отдельно от мужских инструментов. Соблюдение такого порядка позволяет оленеводам быстро собираться для очередной кочевки, а также поддерживать порядок в голове.
7. Умей расставлять приоритеты
Решая, где разбить очередной лагерь, кочевники отталкиваются не от того, в какой местности будет удобнее человеку, а от того, где олени смогут найти более сытный корм и укрыться от насекомых. Такой подход полон здравого смысла, ведь эти животные обеспечивают своим хозяевам еду, одежду, крышу над головой и саму возможность кочевать, поэтому, заботясь о них, северяне заботятся и о себе.
8. Береги свой очаг
Огонь у народов Крайнего Севера олицетворяет жизнь, поэтому к нему относятся с глубоким почтением, с ним говорят и даже «подкармливают» его. Особый пиетет распространяется на пламя домашнего очага — символ семьи и рода: чужим людям ни в коем случае не дозволено разводить его — эта задача ложится исключительно на плечи хозяйки. У этой традиции есть и скрытый смысл: в вашу личную жизнь не должны вмешиваться посторонние.
9. Заботься о себе
Рациональность жизненного уклада оленеводов приучила их также постоянно помнить про заботу о себе, ведь без нее продуктивность труда неизбежно упадет. Поэтому жители Арктики стараются питаться и спать полноценно, а, отправляясь на ночное дежурство у стада, каждый кочевник обязательно берет с собой перекус и термос с горячим чаем.
10. Адаптируйся не только к природе, но и ко времени
Как и тысячелетия назад, жители арктических просторов бороздят их на нартах и кроют жилища шкурами оленей. Однако в современном чуме или яранге все чаще можно обнаружить телевизор, спутниковую антенну, электрогенератор или радиоприемник, а кочевники в случае необходимости нередко пользуются мобильными телефонами.
Источник: www.vokrugsveta.ru
Как живут оленеводы в тундре
На протяжении трех месяцев Александр Федоров фотографировал в тундре оленеводов, ведущих кочевой образ жизни, а после возвращения в цивилизацию написал репортаж для «Афиши Daily».
Александр Федоров
История о потерявшихся оленях
Просыпаюсь от того, что меня занесло снегом. Несмотря на температуру в минус двадцать градусов, греет майское солнце, которое на Севере в это время года поднимается уже высоко. Рядом со мной возле нарт спит пастух Илья. Вокруг, до горизонта, снег и три тысячи оленей, которые не давали нам покоя последние сутки. До чума далеко, часа четыре езды на упряжке.
Мы очень замерзли, ничего не ели и сейчас ждем, когда нас сменят другие пастухи.
Но вернемся на день назад, когда еще ничего не предвещало беды.
«Сегодня напрягаться не будем. Зоя дала нам кучу еды, так что посмотрим на оленей, а потом поедем на балку (охотничий домик. — Прим. ред.), он возле реки. Там у меня и водка припрятана на особый случай. А первое дежурство как раз случай особый», — еще вчера вечером обрадовал меня Илья, пока мы ехали по следам в поисках стада, которое только-только оставили в тундре. «Три тысячи оленей не могут так просто потеряться», — думал я и представлял, как мы топим печку, раскладываем припасы на столе в домике — несмотря на плотный ужин, снова безумно захотелось есть, но стада все не было видно.
Мое первое дежурство не задалось. В поисках еды олени разбрелись на десятки километров вдоль реки Усы
Неудивительно, что мы их так и не нашли: они паслись поодиночке и были совершенно незаметны в темноте. Поняли мы это только к полуночи. Надежды на теплый домик не осталось: начиналась тяжелая работа. Нам предстояло собрать три тысячи разбредшихся оленей в одно стадо.
К утру похолодало. Снег затвердел и стал как камень. Мы уже сутки гнали упряжку и боролись с холодом, в термосе остался еле теплый чай, но он больше не помогал. Устали все: я, пастух, олени. А впереди был еще целый морозный день до вечерней смены.
Хотелось спать, и сугроб бы прекрасно подошел.
«VvIIIÖÖ++=»
Илья — пастух второй бригады оленеводов из народа коми, который уже около трехсот лет кочует вдоль Большеземельской тундры. Это заболоченная пустыня на Крайнем Севере — там, где заканчиваются Уральские горы. По историческим меркам коми пришли в этот регион совсем недавно, смешались с семьями местных ненцев и переняли их быт Ульянов Н.И. Очерки истории народа коми-зырян .
Раз в год десятки тысяч оленей снимались с зимнего стойбища на самой границе с лесотундрой и шли к Карскому морю в поисках ягеля и соленой воды. Им предстояло набрать запас соли на следующий год. Вместе с оленями снимались семьи оленеводов. Они работали сообща небольшими коммунами и проделывали весь путь за стадом к морю и обратно.
Начинали, пока еще не сошел снег, а заканчивали к первым стойким морозам. Грелись кострами, перемещались на упряжках: еловые полозья хорошо катились как по снегу, так и по земле. Ели оленину, а баланс витаминов восстанавливали свежей оленьей кровью. Зиму проводили в экстремальном холоде в лесотундре, чтобы к весне все началось сначала Хомич Л.В. Ненцы.
М.-Л.: Наука, 1966 . «Нитки их сделаны из сухожилий различных мелких животных; так они сшивают вместе различные меха, которые служат им одеждой, причем летом они носят шкуры ворсом наружу, а зимой же внутрь, обращая их к телу», — писал об одежде ненецких семей в XVII веке голландский купец Исаак Масса.
В результате освоения Сибири к XVI–XVII векам на Севере прочно закрепились русские купцы, сборщики ясака и чиновники. Появились крупные города — опорные пункты по всей Сибири: Салехард, Сургут. Они стали центром торговли с коренным населением и навсегда изменили его быт. У оленеводов появилось первое огнестрельное оружие, сети, ткани, которые они покупали за пушнину и мех.
В следующий раз жизнь кочевников радикально поменялась только в начале XX века с приходом советской власти. Гражданская война и постоянные грабежи с обеих сторон оставили многие семьи оленеводов без стада и запасов продовольствия. Они были вынуждены объединяться в кооперативы и работать сообща.
Благо создание коллективных хозяйств (колхозов) и было главной политикой Советского Союза на Севере. Инициаторами коллективизации стали бедные и зачастую безграмотные семьи. Например, ненец Ядко выразил желание вступить в колхоз в виде пиктограммы «VvIIIÖÖ++=», это значило, что в семье два работника — сам Ядко и его младший брат; две нетрудоспособные женщины; также у них есть пять оленей — три самца и две важенки.
Началась эпоха коллективизации. Оленеводческие хозяйства разделились на коллективные и индивидуальные. Причем предпочтение отдавали первым. К 1930-м годам колхозам выдали кочевые земли — варгу — и пометили оленей. Хозяйства больше не принадлежали ненцам.
Уже к 1940-м годам Союз построил железную дорогу до Воркуты — крупного месторождения каменного угля прямо в самом сердце Большеземельской тундры. Воркута стала районным центром, а вдоль воркутинской железной дороги появились мелкие поселки. В Мескашоре занимались экспериментальным сельским хозяйством: пытались выращивать овощи в экстремальном холоде. Пришла цивилизация, и кочевники получили ее блага.
Работники колхозов обзавелись квартирами в Воркуте. Они, правда, не посещали их чаще чем раз в год, но всегда берегли жилье и делились им с родственниками, которые либо уже не могли кочевать, либо выбрали для себя другую жизнь. «Мы в тундре жили, — объясняет Илья. — Казалось бы, оставайся ты в этой благоустроенной квартире. А с оленями что делать? Вот дали бы домик в деревне и загон, мы бы никуда не кочевали. Слышал, как Европе живут? »
Дети кочевников пошли в школы. Для них открыли специальные интернаты, в которых им предстояло жить вплоть до начала летней кочевки, чтобы потом уйти на каникулы вместе с семьей и многотысячным стадом оленей к Карскому морю. Занятия были только на русском: ненецкий и коми был под запретом. После школы — армия. А там если не нашел работу, то обратно в чум.
«Он меня за шкварки — и в чум»
Семья оленеводов, у которой я остановился, не похожа на семью в традиционном понимании. Это скорее маленькая община, которая живет под одной крышей. Она называется «вторая бригада» и состоит из двух семей с детьми, бригадира и пары пастухов — наемных работников-ненцев, которые кочуют между общинами, пока не находят себе жену и не остаются в одном месте навсегда.
«В чуме родилась. Потом школа, тридцать первое училище. Замуж вышла. Леша мой тоже из чума, 9 классов закончил. Он год дома пожил и умотал, а потом еще и меня — за шкварки и в чум», — со смехом рассказывает Зоя.
Ее муж — бригадир. Он больше не пасет оленей, не сидит в снегу по тридцать шесть часов, но решает более важные вопросы. Каждый год он со своим братом, тоже бригадиром, делит кочевья. Он любит охотиться. Все свободное время до весенней миграции он за рулем финского снегохода.
Ему нужно успеть решить проблемы с топливом и едой. А утром вся бригада просыпается под его команду: «Рота, подъем!»
Оленеводство — это семейный бизнес. Несмотря на то, что любой человек со стороны может «устроиться» в чум, никто не задерживается. Здесь все непонятно выросшему в городе. Даже правила единственной карточной игры прибук придется изучать целый месяц. На работу в чум устраивались и русские дембеля, но ни разу за историю любой бригады никто не оставался. «А кто захочет?
Потомственный оленевод только. Дети детей» , — объясняет Леша.
Все друг друга знают. Семей мало, и они разбросаны по самым дальним уголкам тундры. И если лето они проводят в диких условиях, где ни с кем не встречаются, то зима — это пора ездить друг к другу в гости. В больших городах в это время проводятся праздники — дни оленевода. Это повод собраться всем вместе и познакомиться.
Кто-то после этого уйдет работать с другой бригадой, кто-то найдет себе вторую половину. В любом случае жизнь здесь совсем не стоит на месте. Людей разделяют огромные расстояния, но от этого жить становится еще интереснее.
Работа кочевников и их порядки
Внутри бригады довольно простая иерархия. Бригадир занимается планом кочевки, поиском стоянки и раз в год пытается выбить у соседей самые приятные места для зимовки рядом с поселком, где есть магазины и баня. Женщины практически не покидают чума: приходится много готовить, убирать, шить одежду.
До сих пор кочевники носят самодельную одежду из шкур, делают пояса из кожи и пряжки из костей оленей. У них с собой всегда медвежий клык: если твой клык больше, чем у живого медведя, значит, он не нападет
Работа пастухов самая сложная, ведь им приходится больше всего времени проводить со стадом вдали от дома на страшном холоде. А иногда их рабочий день не заканчивается, даже когда они вернулись домой, чтобы поспать.
На следующий день после моего первого дежурства нас сменили Миша и Егор — два ненца-весельчака, которых здесь в шутку называют «прибившимися», потому что они еще не обзавелись семьей. Резко потеплело, поднялась мощная пурга — это самая отвратительная погода, когда холод пробирает насквозь и кажется, что согреться попросту невозможно. Вернулись пастухи, как положено, только через сутки, как раз в тот момент, когда мы собирали чум, чтобы переехать. Им осталось только доесть чуть теплый суп, снова надеть на себя промокшие малицу и пимы (высокие ботинки из оленьей шерсти) и подготовить караван к кочевке. Только через двое суток, когда им удалось выспаться, они рассказали, как во время пурги укрывались нартами и ждали, пока их засыплет снегом, чтобы стало теплее и можно было бы немного поспать.
Особое место в байках второй бригады занимает история знакомства Ильи и его жены Насти. Ее обычно рассказывают где-то между историей про то, как пастух Миша провалился в берлогу и разбудил медведя, и историей пастуха Егора, которого нашли в тундре, когда он был маленький. Вся бригада настояла на том, что Илья должен рассказать ее лично мне.
Я просто дождался, когда мы будем дежурить вместе, и, пока мы всю ночь гнали упряжку за пропавшим стадом оленей, Илья рассказывал: «В молодости я изъездил всю тундру. Сам я с юга, с Воргашора, но друзья везде. Когда мне исполнялось двадцать пять, мы были у берегов Карского моря, так что свой день рождения я отмечал в самом приличном месте — в Усть-Каре. Брат у меня там.
Я пришел и сказал, что праздник и мы должны отметить. А у него ни подарков, ни водки. Ну, с водкой проблем не было, но с подарком он меня удивил. Представь, прихожу к нему, а там девушка. Скромная такая, Настей зовут. «Вот тебе подарок, как положено» , — сказал он.
А я и не думал, что он такое вытворит».
Утром Илья забрал Настю к себе в чум, и им пришлось несколько дней пересекать Большеземельскую тундру на упряжке — стойбище Ильи было на другом ее конце, у Печорского моря. Настина семья не приняла такой дерзкий поступок, поэтому по следам сбежавших отправился ее брат Ваня. Он взял винтовку покрупнее и вознамерился расправиться с похитителем.
Иван пересек тундру и уже почти добрался до стойбища. Расправа была так близка. Но на подъезде он встретил убитого горем Илью. Тот только что потерял все свое стадо — три тысячи голов, немыслимое по тем временам количество. Нужно было помочь коллеге в беде. Они снова сели в упряжку и отправились обратно в тундру.
Расправу пришлось отложить.
Эти вопиющие для нас истории все еще существуют благодаря пережиткам ненецкой культуры. До середины XX века в ненецкой семье царили племенные отношения: за жен платили калым, их похищали, в моде было многоженство. В 1927 году Советский Союз решил покончить с таким варварством, недопустимым в светском государстве, и издал указ о запрете калыма и многоженства.
Появилась специальная комиссия по улучшению труда и быта женщины, суд начал рассматривать дела о калыме. Из архивов Хомич Л.В. Ненцы. М.–Л.: Наука, 1966 всплывают случаи вроде: «Самоед Салиндер Напаката купил в 1926 г. у Ядне Пантен его сестру для своего сына, которому было тогда 12 лет, отдал за нее калым — 50 важенок, 20 оленей-самцов, несколько песцов осеннего промысла, 20 штук пешек (телят оленя), один медный котел и кинжал».
Более семидесяти лет прошло с тех пор до развала Советского Союза. Если традиции и не искоренились до конца, то приобрели новый оттенок.
«Закончилось все хорошо. Ваня-то так и остался у нас жить. Ты с ним как раз знаком. Так это тот самый, который убить меня хотел», — закончил свой рассказ Илья.
«Сдохнем вместе с ними»
Воркуту начали покидать после развала Советского Союза. В 1990-х годах экспериментальные хозяйства уже закрылись, продукты резко подорожали, зарплаты упали. Перепись населения говорит нам, что в настоящее время по сравнению с 1991 годом только в Воркуте осталась всего половина жителей. Они уехали в крупные города, а поселки вдоль Северной железной дороги и вовсе опустели.
Сегодня Север выглядит мрачно. В поселке Сейда, например, осталось человек двадцать — работники железнодорожной станции и бабушка, которая печет хлеб. Половина домов заколочены, хрущевки стоят с выбитыми окнами, и только в паре из них может гореть свет. Прогресс остановился.
В начале 1990-х совхозы приватизировали. Оленеводы так и не получили независимости, но остались при благах цивилизации. Бывшие совхозы, а теперь оленеводческие предприятия, до сих пор снабжают свои бригады едой, топливом и водкой, а также раз за кочевку посылают вертолет с припасами, когда кочевники уходят слишком далеко от жилых районов, ближе к Карскому морю.
На вертолете к стойбищам отправляют и детей, когда у многих из них начинаются летние каникулы, а семья уже ушла на север, за Воркуту. Оленеводам платят зарплаты: пастух получает 10 000 рублей, а его жена вдвое меньше — смешная сумма для Севера, где только килограмм яблок или апельсинов может стоить 300 рублей. Но в голой тундре тратить деньги практически некуда. С другой стороны, после развала Советского Союза стало некому контролировать работу предприятий. Начался хаос.
«Они даже не решили, где теперь им кочевать. Повылезали из тундры и придумывают: «Хожу там, где отец показал», — и некому с ними управиться. Дикий мир », — жалуется Сергей Пасынков, директор бывшего воркутинского совхоза «Оленевод». С 1990-х годов и до сих пор он не может наладить отношения с оленеводами и договориться, где же теперь находятся кочевья.
И если во времена Союза маршруты строго соблюдались, то теперь Север «одичал». Кочевники жмутся к железной дороге — единственному кусочку цивилизации в Большеземельской тундре. Здесь есть мобильная связь, бензин, теле- и радиосигнал, а зимовать можно просто в поселке, в уютном отапливаемом доме. Но Пасынков уверен, что ягеля на всех не хватит. «Одна суровая зима, и все!
Сдохнут олени! А вместе с ними и мы», — негодует директор.
Источник: daily.afisha.ru
100 переездов каждый год. Чумовая жизнь ямальских оленеводов-кочевников
Ямал является одним из немногих регионов регионов севера России, где сохранилась культура и ценности коренного населения, а также культура оленеводства. И для того, чтобы с ней познакомиться, уже не нужно совершать экспедиции как десятки лет назад. В окрестностях Салехарда есть 15 стойбищ, которые готовы принимать гостей и показать свой быт.
Не смотря на приход цивилизации в эти районы, ямальские оленеводы ведут кочевой образ жизни и продолжают жить в чумах, совершая переходы раз в 2-5 дня (в зависимости от стада), что примерно около сотни переходов в год!
Для них постоянное движение — это и есть сама жизнь. Очень важно понимать, что каждый осознанно выбирает для себя такой вариант деятельности, потому что всегда можно вести оседлый образ жизни, жить в поселке и работать на обычной работе.
Чтобы добраться до стойбища, нужна специальная техника в виде снегохода или трэкола (вездеход на шинах и знать, где та или иная семья находится в тундре, т.к. оленеводы постоянно кочуют с места на место, самому найти их просто невозможно. Чем дальше от крупного населенного пункта находится стадо, тем поездка выйдет дороже, но и колоритнее.
Они быстро адаптировались к современным реалиям и позитивно воспринимают новые веяния и технологии. У современного оленевода уже есть сотовый телефон (в тундре, кстати, неплохо так работает как сотовая связь, так и интернет),
электричество получают по средством генераторов, поэтому в чуме есть свет, ноутбуки и телевизоры со спутниковой тарелкой, у каждой семьи есть снегоход, который помогает перевозить весь скарб.
Рацион питания уже не такой скудный как раньше (оленина, рыба и ягода), сейчас всегда есть возможность доехать на снегоходе до ближайшего поселка или фактории (специальный пункт для обслуживания трудового процесса лиц, занятых видами традиционной хозяйственной деятельности) и купить все необходимое: от макарон и хлеба до всяких сладостей. Поэтому не удивляйтесь тому, что на столе в чуме можно увидеть ровно то, что есть и у вас дома.
Как только олени выедают весь ягель на пастбище, оленеводы разбирают чумы, грузят все в нарты и идут дальше. Каслание (кочевье стада) осуществляется практически по одному и тому же маршруту из года в год по пастбищам, которые относится в местам владения данной семьи. Таким образом стада разных оленеводов не пересекаются и не путаются. Летом оленеводы уходят на север, где не так жарко оленям и им не мешает гнус, зимой южнее, где не так холодно.
Самое главное богатство оленеводов — это его стадо. Зарабатывают они на сдаче мяса, шкур и продаже рогов. А теперь еще и на приеме туристов и продаже национальной одежды и колоритных сувениров. Приезжайте в гости, тут очень интересно!
Источник: bepowerback.livejournal.com
Как на самом деле живут оленеводы в тундре
Женщина погостила у оленеводов-ненцев и рассказала, как у них там.
Жизнь оленеводов в тундре типичному городскому жителю кажется чем-то первобытным и невероятно сложным. Однако это не совсем нет.
Пользовательница поделилась своими наблюдениями после того, как четыре дня пожила с оленеводами-ненцами зимой и несколько раз гостила летом у семей хантов. И это были не туристические условия, отмечает автор, а реальные люди, которые живут в чумах и ведут обычную жизнь. Когда автор рассказывала о своем путешествии друзьям, она столкнулась со множеством заблуждений с их стороны. Однако, по ее словам, жизнь в чуме совсем не такая, какой ее представляют.
Миф №1: в чуме грязно и плохо пахнет
Летом в тундре много комаров и мошек, пишет автор. Но, во-первых, оленеводы организовывают пастбища там, где насекомых сдувает ветром. Во-вторых, они пользуются репеллентами, также как и средством для мытья посуды и влажными салфетками, отмечает путешественница.
За чумом нередко можно увидеть стиральную машину. В жилищах, где побывала автор, не было неприятного запаха — все естественным образом проветривалось. Хотя порядок в чуме, как и в любом жилище, зависит от его хозяйки, отмечает женщина. У некоторых было чище, чем в городской квартире. Да, на это у местных женщин уходит больше времени, но они отлично справляются.
Миф №2: в тундре нет благ цивилизации
Во многих чумах есть телевизор, пишет женщина. Оленеводы пасут стада на квадроциклах. У них также есть генераторы, бензопилы. Дети играют в игры на мобильных телефонах, читают книжки. Взрослые смотрят фильмы и сериалы.
Правда, для этого им нужно скачивать их в городе. На стене чума висит спутниковый телефон и рация. Люди даже пользуются такси, пишет автор. Машину вызывают на трассу, поблизости от которой стоит чум. Местные устраивают праздники и путешествуют.
В общем, их жизнь мало отличается от жизни остальных людей. За исключением лишь того, что их дом — в тундре, отмечает женщина.
Миф №3: жители тундры едят только рыбу и оленину
У семей на столе оказываются и фрукты, и овощи, и молочные продукты. Оленина у местных считается деликатесом, отмечает автор. Олень дорогой, поэтому выгоднее, чтобы они размножались и увеличивали стадо. Оленину едят по праздникам, в пищу идут животные, от которых уже не будет толка.
Что еще можно встретить на местном столе? Все как обычно: рыбу, колбасу, сыр, конфеты, сгущенку. Автор отмечает, что, по ее ощущениям, колбасу местные очень любят.
От места, где гостила автор зимой, до ближайшей Пятерочки можно добраться за час на такси и за 10 минут на снегоходе. От летней стоянки намного дольше — оттуда до ближайшего магазина 200 км. В таких случаях местные пользуются доставкой: мимо стойбища постоянно проезжают гусеничные вездеходы, и водителей можно попросить доставить продукты. Поэтому ненцы питаются достаточно разнообразно.
Миф №4: кочевники бедные
Драгоценности в чуме вы вряд ли увидите, пишет автор. Но оленеводы — далеко не бедные люди. У каждой семьи есть пара квартир в поселке или городе, куда они уезжают в отпуск. В Салехарде автор встретила молодого оленевода на новом «Прадике», который в тот момент строил для своей семьи большой дом в городе.
Свои стада оленеводы пасут вахтами: одни родственники уезжают в тундру и живут там полгода, другие остаются в городе. Потом меняются местами.
А сколько стоит чум? Его стоимость может доходить до миллиона рублей, пишет автор. Стадо оленей также стоит дорого: мясо одного целого оленя — в районе 10 тысяч рублей. Самый дорогой олень — беременная самка, ее стоимость превышает 100 тысяч рублей, на мясо их не продают. А еще у оленеводов снегоходы и зимняя одежда, что тоже обходится недешево.
Выгоднее всего торговать пантами, если в стаде много голов. У некоторых семей в стаде может быть 1-2 тысяч оленей, пишет автор. Так что людей с таким капиталом невозможно назвать бедными.
Жить в тундре непросто, но эти люди осознанно выбирают такую жизнь. Они могут жить в поселке или в городе в комфортных условиях. Но сами говорят, что в городе им тесно и душно, а тундра — их дом, подытожила путешественница.
Читайте нас в Дзене
Добавьте ленту «INFOX.ru» в свою личную и получайте актуальные новости ежедневно
Источник: www.infox.ru