Про это уникальное в своем роде дело и по сей день мало кто знает, поскольку в те времена никто не мог дать открытое сообщение печать о том, что 24 июня 1983 года у берегов Камчатки затонула атомная подводная лодка Тихоокеанского флота К-429, которой командовал капитан 1-го ранга Н.М. Суворов. Судили именно его, хотя, кроме него, и на борту, и на берегу было немало других командиров, сделавших весьма немало для того, чтобы подлодка утонула.
Однако Военный трибунал Тихоокеанского флота решил, что отвечать за гибель 16 моряков из 120, находившихся на лодке, должен именно Николай Михайлович Суворов. И он получил по приговору десять лет лишения свободы.
Но насколько справедлив был суд? И кто еще должен был оказаться на скамье подсудимых? Давайте попробуем разобраться.
Итак, что же произошло? Согласно объяснительной записке Суворова, 24 июня 1983 года в 23 часа 27 минут местного (камчатского) времени при погружении подлодка легла на фунт на глубине 42 м с затопленным четвертым отсеком. Вода прошла через не закрывшиеся захлопки вдувной и вытяжной вентиляции.
ТАЙНА ГИБЕЛИ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ! К 219. Последний поход. Русская история.
Этому трагическому происшествию предшествовали следующие события. Экипаж уже готовился к отпуску, который был запланирован на июнь 1983 года. Однако за неделю до катастрофы командир дивизии Н.Н. Алкаев вызвал Суворова и поставил перед экипажем задачу, не входившую ни в какие планы. Подлодка должна была выйти в море на одни сутки для выполнения боевого упражнения с тем, чтобы закрыть план боевой подготовки экипажа и дивизии в целом.
Суворов крайне отрицательно отнесся к этой затее, но все попытки и его, и его заместителей закончились ничем. Командир дивизии не изменил своего решения.
Между тем он хорошо знал из доклада Суворова и иных источников, экипаж был разукомплектован, причем на лодке недоставало половины экипажа. Тем не менее Алкаев отдал приказ выйти в море, иначе, как сообщил Суворов на суде, «через 30 минут я буду исключен из рядов КПСС и отдан под суд Военного трибунала».
Но, быть может, такой приказ диктовался острейшей необходимостью? Отнюдь.
Вот что сообщил по этому поводу Герой Советского Союза, капитан 1-го ранга А.А. Гусев, который в 1983 году был начальником штаба:
«Я находился в госпитале, но был оттуда отозван для исполнения своих обязанностей. В это же время командир соседней дивизии готовился уехать в отпуск, но у него оказалась задолженность по боевой подготовке — не выполнил обязательную торпедную атаку по ПЛ в дуэльной ситуации. Для этого нужна была мнимая ПЛ противника. Штаб флотилии назначил и включил в план боевой подготовки АПЛ К-429. Эта лодка находилась под командованием капитана 2-го ранга Белоцерковского и проходила доковый ремонт, ее экипаж потерял линейность и выйти в море не мог. Командир дивизии Алкаев принял решение передать ПЛ экипажу Суворова Н.М.»
В общем, получается, для того, чтобы оказать дружескую услугу командиру соседней дивизии, Алкаев идет на нарушение всех правил. Вытаскивает из госпиталя больного, перекидывает экипаж с одной лодки на другую да еще в спешке пополняет экипаж недостающими людьми по принципу «с бору по сосенке».
Трагедия подлодки К 429 (hd) Совершенно Секретно
Гусев далее пишет:
«Я заявил о своем несогласии с выходом в море «К-429» с экипажем Н.М. Суворова. Однако вечером того же дня узнал, что план подписан, то есть утвержден начальником штаба флотилии контр-адмиралом О.Е. Ерофеевым. Я прибыл к Ерофееву и попробовал его убедить отменить решение, но получил ответ: «Ты что же Герой струсил?»
После этого я написал официальный рапорт на имя начальника флотилии о неготовности ПЛ к выходу в море и поставил гриф «Секретно». Один экземпляр отправил в штаб флотилии, второй закрыл в сейфе в своем кабинете. Я оказался среди спасенных членов экипажа К-429, и когда после трехсуточной оксигенобаротерапии в барокамере спасательного судна я был доставлен в дивизию, встретил меня капитан 1 -го ранга Алкаев. Первым делом я ворвался в свой кабинет и обнаружил взломанный сейф. Он был пуст».
Так принималось решение о выходе лодки в море. И так потом заметались следы должностного преступления. А вот документальные свидетельства того, как формировался экипаж К-429.
Из объяснительной записки Суворова: «На ПЛ при отходе от пирса я увидел молодого матроса, которого не знал лично, и спросил, откуда он. Тот ответил, что он дублер, прибыл из казармы за 15 минут до выхода в море. Я спросил старшего помощника Рычкова, как мог оказаться здесь этот матрос. Он ответил, что по приказанию капитана 2-го ранга Белоцерковского из казармы были приведены 12 молодых матросов для «учебы в море» незадолго до выхода.
На мой вопрос, почему мне не доложили, сказал, что доложил капитану 2-го ранга Белоцерковскому. Я подошел к капитану 2-го ранга Белоцерковскому и задал те же вопросы. На них он ответил: «Я не хочу попасть на парткомиссию. Если я оставлю людей в казарме, они могут что-нибудь натворить». Я отдал приказание помощнику командира расписать личный состав дублеров».
В общем, в экипаж собирались прикомандированные специалисты, которых с большим нежеланием отпускали командиры других лодок, да и то не все. По свидетельству заместителя командира В.Т. Пузика, старшины команды трюмных так и не дождались. Нагрянули представители из штаба флотилии, все делалось в напряженной, нервной обстановке.
В итоге командование дивизии скомплектовало экипаж для выхода на торпедные стрельбы из личного состава аж пяти экипажей. Приказ врио командира дивизии Гусева об укомплектовании и прикомандировании недостающего личного состава был подписан всего за один час до выхода подводной лодки на стрельбы. Этим приказом были прикомандированы 58 специалистов, причем многие оказались на данной лодке впервые.
К моменту выхода ПЛ К-429 в море на борту оказались два командира экипажей, Суворов и Белоцерковский, два командира БЧ-5, старпом Рычков, не допущенный к самостоятельному управлению, и отсутствовал старшина команды трюмных.
В таких условиях Суворов не поставил своей подписи о готовности лодки и экипажа к выходу в море в журнале. Не было там и многих подписей флагманских специалистов, обязанных проверить подлодку перед выходом в море. И соответствующие подписи появились уже задним числом, после выхода из затонувшей лодки тех специалистов, кто уцелел. Лично Суворов поставил свою подпись после того, как капитан 1-го ранга Алкаев попросил его сделать это в разговоре с глазу на глаз. Какие он при этом начальник использовал доводы, остается только гадать.
Но почему тогда нельзя было задержать выход подлодки в море, чтобы подготовить все как следует? Да потому, что военные игры шли уже полным ходом, другие корабли уже вышли в заданный район моря для выполнения торпедных стрельб и Суворов со своей подлодкой всех
В итоге общими усилиями подлодку со сборным экипажем выставили в море, понадеявшись на русское «авось». Глядишь, да все обойдется. Не обошлось.
Когда за 35 минут до расчетного времени прибытия в заданный район Суворов решил проверить подлодку на герметичность перед боевым погружением, она попросту утонула, поскольку имела серьезную неисправность — захлопки с двух бортов системы вентиляции 4-го отсека не закрывались герметично. И именно через эти захлопки и был затоплен 4-й отсек, погибли 14 подводников, а сама подлодка оказалась на дне. Случилось это в 23 часа 30 минут 24 июня 1983 года.
В таких случаях прежде всего необходимо выпустить аварийные буи, чтобы спасатели знали, в каком именно месте находится лодка и что на ней есть живые люди. Однако ни носовой, ни кормовой буи выпустить не удалось. Как впоследствии установила аварийная комиссия, крышки на обоих буях заржавели, а на носовом и вообще не было радиомаяка.
Стали думать, что делать дальше. А тем временем раздался взрыв; на средней палубе «хлопнула» аккумуляторная батарея. Весь отсек оказался задымлен, людям пришлось надеть средства индивидуальной защиты. Хорошо еще, что взрыв водорода в аккумуляторных батареях не привел к пожару.
Посовещавшись, командиры решили с рассветом выпустить на поверхность двух разведчиков — мичмана Мерзликина и мичмана Лесника. Те должны были всплыть вместе с аварийным буем и доложить спасателям наверху, как обстоят дела на подлодке.
Разведчики всплыли, но наверху их никто не ждал. И им пришлось плыть около 4 часов, пока их не подобрал пограничный корабль.
Лишь тогда в штаб пошло сообщение об аварии. На место ЧП прибыли спасатели.
И как раз вовремя, потому что отчаявшиеся подводники пришли к выводу, что спасение утопающих — дело самих утопающих. И стали выходить на поверхность самостоятельно через торпедные аппараты.
Таким образом, из 106 человек, оставшихся в живых после затопления отсека, удалось спастись 104 подводникам.
А потом в часть прибыл следователь В.В. Бородовицин, и полтора года длилось следствие, в ходе которого следователь не стеснялся кричать, запугивать спасшихся всевозможными карами. При этом почему-то по ходу дела исчезли некоторые документы, а акты экспертиз оказались неполными. Самих экспертов, как выяснил адвокат Суворова, ознакомили лишь с 7 томами уголовного дела из 10.
По ходу следствия многие лишись своих должностей и званий, в том числе был снят со своего поста командир дивизии Н.П. Алкаев. Но главным виновником «правил кораблевождения» военный трибунал ТОФа 2 ноября 1984 года признал все же Суворова Николая Михайловича. Он получил по приговору 10 лет лишения свободы.
А саму историю аварии ПЛ К-429 скрывали почти 18 лет, пока журналисты газеты «Секретные материалы» не пробили публикацию об этой катастрофе. Но и газетная статья мало что изменила. Расследование причин аварии так и утонуло во лжи.
Хотя всем очевидно: подводную лодку утопили на берегу ради дружеских отношений и достижения хотя бы на бумаге высоких показателей в боевой и политической подготовке. Командованию и политработникам это открывало дорогу к высоким должностям и власти. Все остальное, как говорится, никого не колебало. И, похоже, до сих пор не колеблет.
А это значит, что наши подлодки как тонули, так и будут тонуть чаще, чем субмарины других государств, где на флоте иные порядки.
Что же касается судьбы лично Суворова, то он три года провел в колонии-поселении в Новгородской области. Освобожден по амнистии в сентябре 1987 года. Умер 26 сентября 1998 года в Санкт-Петербурге. В немалой степени срок его жизни сократила явная несправедливость — до самой смерти он все писал по инстанциям, стремясь добиться пересмотра дела.
Источник: www.seapeace.ru
Трагедия командира Суворова
Бывают странные трагедии — не на поле боя и не в мор-ском бою, а, что называется, на пустом месте. Трагедии, которых можно было бы благополучно избежать, если бы не. Ровно 25 лет назад, 23 июня 1983 года, на Камчатке, в бухте Саранная, потерпел катастрофу один из лучших подводных кораблей Военно-Морского Флота СССР — атомная подлодка с крылатыми ракетами «К-429», шедшая в район боевой подготовки на торпедные стрельбы, — «она утонула». На субмарине, которой командовал капитан 1-го ранга Николай Суворов, находились 120 подводников. Из них 14 человек — те, кто был в аварийном отсеке, — погибли, еще двое расстались с жизнью, когда покидали затонувший подводный корабль методом свободного всплытия, а 104 члена экипажа удалось спасти.
Командование поторапливало
Потом были долгие разбирательства — почему произошла трагедия, был суд над командиром Николаем Суворовым и механиком «К-429» капитаном 2-го ранга Борисом Лиховозовым, — их обвинили в плохой организации и нарушении всех инструкций, осудив соответственно на 10 и 8 лет. Но те, у кого эта катастрофа происходила на глазах, утверждают обратное: два капитана делали все от них зависящее, действовали в форс-мажорных обстоятельствах грамотно, четко, проявили мужество, не допустили панических настроений.
Бывший в то время мичманом Виктор Гладышев вспоминает, что, когда лодка села на грунт на глубине 40 метров, он находился в полузатопленном отсеке, в темноте вместе с командиром Суворовым и старшим на борту — начштаба Героем Советского Союза Алексеем Гусевым. «Они на полном серьезе обсуждали нормативы подъема затонувшей подводной лодки: через сколько времени спасательные службы после обнаружения лодки должны ее поднять с грунта, — рассказывает Виктор Николаевич. — У них даже спор зашел — один называл 12 часов, а другой ему отвечал, что это норматив для дизельных подлодок, а для атомных он больше. Я думаю, что они этот разговор вели специально, чтобы поддержать в людях уверенность в том, что их обязательно спасут».
Его сослуживец капитан 3-го ранга Владимир Ледовский утверждает, что капитана Суворова не в чем было упрекнуть. «Командир Суворов доложил командиру 10-й дивизии капитану 1-го ранга Николаю Алкаеву, а тот — адмиралу Олегу Ерофееву, лично руководившему учением, что экипаж не готов к выходу в море, что лодка технически неисправна, но его доклад проигнорировали, приказав выйти в море, — вспоминает Владимир Михайлович. — А на лодке часть аварийно-спасательных устройств оказалась неисправна, вторая аккумуляторная батарея вообще старая была. В принципе из-за нее и утонули, потому что батарея не могла вентилироваться: были открыты «дырки» корпуса наверх, тогда как в подводном и надводном положениях они должны быть закрыты. Все потому, что нас подгоняли — «быстрее, быстрее, быстрее!».
Ошибки нас не учат?
Но, вопреки здравому смыслу, командира Суворова вместе с механиком Лиховозовым назначили-таки стрелочниками и наказали по всей строгости закона. Впервые в мировой практике удалось спасти основной состав экипажа — за это по идее награждать надо, а их — на глазах жен и близких товарищей — в кутузку отправили, исключив из партии, — хорошо, орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени за предыдущие заслуги у командира не отобрали.
И хоть потом — через три года — Николая Суворова и Бориса Лиховозова освободили по амнистии, к 70-летию Октября, справедливость в отношении их до сих пор не восстановлена. Говорят, что живы и могущественны еще те, кто тогда принимал некомпетентные решения, — отправить на учения «К-429», которая нуждалась в ремонте, укомплектовав субмарину подводниками с пяти разных лодок буквально за три часа до выхода в море, тем самым как бы «запланировав» катастрофу. Хотя в инструкции четко сказано, что если экипаж сменился больше чем на 30%, его в море выпускать нельзя (суд, кстати, на это не обратил внимания). Ведь экипаж подводной лодки — как экипаж космического корабля, говорят подводники: люди подбираются друг к дружке, знают, чего ожидать от своего товарища, и в аварийных ситуациях действуют, как правило, автоматически.
«Судя по последним авариям — по тому же «Комсомольцу», который затонул через пять лет после нас, по тому же «Курску» да еще по некоторым мелким авариям, — никаких уроков не извлечено, — считает Виктор Гладышев. — Ошибки те же самые и повторяются от случая к случаю. Ни трагедия с «К-429», ни трагедия с «Комсомольцем», ни трагедия с «Курском» ничему не научили.
У нас до сих пор отсталая аварийно-спасательная техника, а подбор и подготовка кадров аварийно-спасательных служб оставляют желать лучшего. Да и военное начальство как руководствовалось принципом «как бы чего не вышло», то есть перестраховывалось и без приказов сверху никаких мер не принимало, так и продолжает этим принципом руководствоваться.
И хотя после каждой аварии издавались грозные приказы, назначались комиссии, проводились проверки, они абсолютно ничего не давали и не дают — кого-то снимали с должности, кому-то задержали звание, но кардинально они вопрос не решали. А такие вопросы нужно решать кардинально, и кадры для Аварийно-спасательной службы (АСС) нужно готовить специально, а не по остаточному принципу, списывая туда офицеров-мичманов и матросов, которые не пригодны к службе в действующем флоте. Технику нужно иметь новую абсолютно, переоснащать учебно-тренировочные станции. А у нас как было в 80-е годы, так и сейчас — остаемся на том же уровне».
А американцы уроки извлекают
О том, что мы не делаем из трагедии с субмаринами должных выводов, говорит и капитан 3-го ранга Владимир Ледовский, ныне работающий в Санкт-Петербургской академии последипломного педагогического образования. «У нас на флоте не извлекают уроки, потому что расследование не проводится до конца. Вернее, не столько причину аварии расследуют, сколько ищут виновника, и если его не находят, то — назначают.
Даже если следователи разбираются в причинах и выясняется, что вышестоящее руководство допускает промахи в управлении, а сор из избы выносить нельзя, вот и получается, что самое простое — наказать экипаж. Но все-таки нельзя сказать, что уж совсем ничего не делается: конструкторы что-то учитывают, переделывают. Нам нужна воля высшего руководства, чтобы такие трагедии не повторялись. Вон американцы, когда у них две лодки утонули, — сели, разобрались, и с конца 60-х годов у них нет ни одной крупной аварии».
Владимир Михайлович сокрушается, что раньше на вооружении подводного флота было около 300 субмарин, а сейчас у России только 8 лодок, которые могут выйти в море. Но в будущее смотрит с оптимизмом и думает, что потихоньку восстановят подводный флот.
Кстати, эта авария на «К-429» была не последней. Подлодку подняли через полтора месяца и начали ремонтировать на местном судостроительном заводе. Но субмарина, так и не отремонтированная до конца, через два года снова затонула — у пирса этого завода. На этот раз обошлось без жертв — и хотя тоже был суд, никого не посадили.
Командир «К-429» Николай Суворов, так и не добившись от официальных властей оправдания, не дожил до наших дней — десять лет назад он был похоронен на Серафимовском кладбище. Его супруга — Зинаида Суворова — написала о его злоключениях книгу «Дело Суворова. «К-429». Двенадцать адмиралов подводного флота обратились в суд с требованием посмертной реабилитации командира Суворова, но воз и ныне там.
Регулярно 7 апреля, в день гибели АПЛ «Комсомолец», в Никольском (Морском) соборе обязательно служится панихида по всем погибшим подводникам, в том числе и по членам экипажа «К-429». В этот день обычно много народу — офицеры и матросы приходят сюда, чтобы помянуть всех тех, чьи фамилии выбиты на мемориальной доске. Вечная им память.
Подготовила Людмила КЛУШИНА
Автор выражает благодарность Людмиле Платоновне Шевченко за помощь в подготовке материала.
Источник: www.vppress.ru
2. Катастрофа К-429
Когда подошел к пирсу – новое удивление. Ладно, не провожало меня начальство, но на этот раз меня никто и не встречал! Причем буквально никто – на пирсе никого не было! Ну, думаю, дела, неужели мой «Доклад» всех так напугал? Однако, пока сами подошли к пирсу, ошвартовались, пока подали сами себе с пирса трап, к нам прибежал запыхавшись комдив с двумя-тремя офицерами штаба.
Наспех выслушал мой доклад и огорошил «новостью»: в бухте Саранная, при дифферентовке, утонула подводная лодка 10 дивизии «К-429»! Экипаж с помощью водолазов вывели на поверхность в спасательном снаряжении, но не всех. 16 человек погибли…
Я остолбенел, как утонула?! При дифферентовке?! Но это же невозможно! Комдив коротко рассказал, что и как произошло. Сообщил, что сейчас у 12 пирса стоит специальная плавбаза, на которой Главком ВМФ Горшков проводит совещание с руководящим составом флота и завода, решают, как поднимать корабль. (Потому меня никто и не встречал, все были там).
Просто не мог в произошедшее поверить. Командира подводной лодки Николая Суворова я знал лично. Не раз обсуждали наши проблемы, из-за которых может случиться всякое… Но, чтобы такое, и именно с ним, у нас – немыслимо. И вот оно произошло!
В конце дня, когда мы уже вывели из действия ГЭУ, и шло её расхолаживание, но все пока еще были на своих местах, из штаба флотилии прибежал офицер. Он передал от Командующего флотилией, что к нам идет адмирал из свиты Горшкова. Чтобы я его встретил, допустил на корабль, он хочет побеседовать с моряками, офицерами.
Вскоре адмирал подошел. Походили с ним по отсекам, пообщался он с матросами. Остался очень доволен чистотой и порядком, настроениями людей. Собрали офицеров в кают-кампании, и он еще раз рассказал, что произошло. Но мы к тому времени уже всё знали сами.
А может и побольше, чем он.
Коротко изложу, что же случилось. Дело было так. Подводная лодка «К-429» в мае 1983 года пришла с Боевой службы и находилась в межпоходовом ремонте. По окончании ремонта экипаж Суворова должен был принять её по окончании ремонта. Но пока его экипаж еще не весь возвратился из отпуска, часть людей из его экипажа отсутствовала.
Но особой спешки с окончанием ремонта и приемом-передачей корабля пока еще не было.
И вдруг планы командования флотилии поменялись. Вспомнили, что для поддержания подводной лодки в 1 линии (постоянной боевой готовности) ей надо было выйти в море и выполнить пару боевых упражнений. Иначе мог возникнуть недопустимый по руководящим документам перерыв в плавании экипажа Суворова, принимающего корабль. За выводкорабля из 1 линии командование флота спросило бы с командования флотилии по всей строгости.
Суворову было приказано срочно принять подводную лодку и приготовить к выходу в море на практические торпедные стрельбы. Начальник штаба дивизии и сам Суворов пытались убедить командование флотилии в том, что лодка не готова к выходу, не закончен ремонт, не весь личный состав экипажа в сборе и т.д. Однако, как говорится, для начальства флотилии его Величество План превыше всего, докладывать на флот о его срыве никто из командования флотилии не пожелал. И НШ флотилии контр-адмирал О.Ерофеев приказал приготовить корабль к выходу в море в указанный им срок.
Что делать, приказ есть приказ, его надо выполнять. Собрали всех, кто еще заканчивал отпуск, недостающих взяли с других экипажей, приняли от экипажа, вернувшегося с Боевой службы и почти закончившего МПР, корабль. К заданному сроку подготовили его к выходу в море. Штаб флотилии наскоро проверил лодку на готовность к таковому и НШ флотилии Ерофеев дал «добро» на выход.
Суворов понимал, что так нельзя, и ремонт не закончен, и экипаж доукомплектован другими людьми, не знающими особенности данной подводной лодки, но не хотел раздражать начальство, опасаясь отказа в переводе преподавателем в одно из Военно-морских училищ в Ленинграде(ему то уже было обещано). Как потом выяснилось, он даже Журнал готовности корабля к выходу в море у Оперативного дежурного не подписал. (После катастрофы начальники уговорили его поставить подпись в журнале задним числом.
Не знал Николай, что тем самым подписывает себе приговор). Он просто надеялся, что как-нибудь сделает всё, что надо, и вернется. И пошел. С ним старшим на борту вышел в море начальник штаба дивизии Гусев, Герой Советского Союза.
Последствия того, что на постах управления корабельными системами и механизмами в ЦП и некоторых отсеках были люди с других экипажей, не знающие особенности их использования, не могли не сказаться губительным образом. При погружении в районе дифферентовки на перископную глубину оказались отключенными глубиномеры, а ночью в перископ трудно понять, насколько погрузилась лодка.
Но это хоть и плохо, но не беда. Беда в том, что захлопки вентиляции в 4 отсеке остались открытыми, потому что на постах управления ими оказались прикомандированные люди, не знающие недостатков сигнализации на пульте этой конкретной системы. Через них в лодку хлынула вода. Это совсем уже плохо, но опять-таки не трагедия, достаточно просто продуть балласт и всплыть, разобраться что к чему и устранить недостатки. На то и проводится дифферентовка в специальном районе, чтобы если что не так, можно было бы сразу же продуть балласт, всплыть и принять меры.
Трагедия была в том, что при продувании цистерн главного балласта, (ЦГБ), клапана вентиляции цистерн, (КВ), оказались открытыми тоже. По закону подлости, а точнее из-за неисправности системы, (её ремонт был незакончен) не сработала обычная в таких случаях блокировка. И весь воздух высокого давления (ВВД) из баллонов вышел через открытые КВ в атмосферу, не продув ЦГБ.
Лодка легла на грунт, не имея никакой возможности всплыть. Два отсека оказались затопленными, люди там погибли. Еще долго никто наверху не знал и не догадывался о случившемся.
Только когда два моряка в спасательном снаряжении вышли из 1 отсека через торпедный аппарат на поверхность и сообщили о происшествии командиру пограничного катера, (катер оказался там случайно, пограничники подводников сначала приняли за диверсантов и довольно долго допрашивали), пограничники сообщили о происшествии с подводной лодкой на флот. На флоте с запозданием объявили тревогу и только тогда принялись спасать экипаж. С помощью водолазов живых людей с подводной лодки вывели. Сам корабль с погибшими подводниками остался на грунте…
Думаю, здесь надо сказать еще и о том, что, по слухам, Ерофеев настаивал на том, чтобы Суворов, не теряя времени, шел прямо в район БП, не заходя на дифферентовку в Саранную. Мол, при погружении уже в назначенном районе удифферентуешься. Этому можно верить — многие из нас при дефиците времени так и делали. Но Суворов, понимая, что сейчас не тот случай, когда имеешь дело со своим отработанным, надежным экипажем, отказался, и пошел, как положено, в бухту Саранная в район дифферентовки с малыми глубинами. Если бы он послушался Ерофеева, то оказался бы на глубине в 1,5 – 2 тысячи метров…
И, кроме того, просто непостижимо – сигнал об аварии подводной лодки на флоте согласно руководящим документам, (а они для нас – Закон), объявляется в обязательном порядке через 1 час после того, как руководитель учения, (стрельб) и ОД флота в назначенный планом срок не получили радио от подводной лодки о всплытии. В данном случае, от назначенного времени всплытия и освобождения района дифферентовки до объявления «К-429» потерпевшей аварию, прошло порядка 8 часов. И никто не обеспокоился отсутствием донесения с подводной лодки и впоследствии за преступное промедление не ответил!
Но, вернемся к нашим делам.
Адмирал обошел наш корабль, отметил его чистоту, порядок, несение вахты на постах, пультах, обеспечивающих расхолаживание ГЭУ, и в отсеках. Собрали свободных офицеров в кают-компании. Там он коротко всех проинформировал о том, что произошло, спрашивал у моих офицеров – могло ли такое произойти на нашем корабле? Те отвечали, что нет, на нашем – никогда. Но, что безобразий на флоте с подготовкой экипажей и кораблей к выполнению задач в море хватает, это факт. А я в конце беседы добавил:
— Если Вы действительно хотите нам помочь, возьмите мой доклад о состоянии наших дел и передайте его лично Главкому ВМФ.
Адмирал заверил, что обязательно сделает это сегодня же. И что о моем экипаже и обо мне лично доложит Главкому. Что вот какие у нас есть отличные корабли, командиры, экипажи. Я поблагодарил его за добрые слова и проводил на берег, вручив по расписку второй экземпляр «Доклада». Не имея понятия о его содержании, тот взял его и ушел.
А через пару минут прибежал кто-то от Павлова: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы о «Докладе» стало известно Главкому! Опоздал.
Как потом оказалось, Павлов волновался совершенно напрасно. Очевидно, тот адмирал, который у меня был, прежде чем отдавать мой «Доклад» Главкому, решил прочитать его сам. После чего, скорее всего, решил никому его не показывать. Потому что от Главкома ни гу-гу, а сам он не только не хвалил нас больше, но даже не смотрел в мою сторону при случайной встрече. Хорошо хоть вернул «Доклад» в мою секретную часть.
Главком убыл в Москву, не дожидаясь пока лодку поднимут. Её подняли спустя два месяца, поставили в завод. Там из-за грубых нарушений порядка проведения ремонта она еще раз утонула прямо у стенки, и её окончательно списали на металлолом. Суворова и его механика судили, дали по 10 лет колонии. Никого из начальства не тронули. Тот же Ерофеев пошел в Академию Генштаба.
После её окончания он командовал флотилией на СФ, потерял еще одну подводную лодку, после чего стал Командующим Северным Флотом. (Чья рука его спасала и двигала – осталось загадкой, по крайней мере для меня).
Источник: proza.ru