По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывёт, как под парусом лодка.
Причёска — что надо!
И свитер — что надо!
С лиловым оттенком губная помада!
Идёт не стиляжка — девчонка с завода,
Девчонка рожденья военного года,
Со смены идёт (не судите по виду) —
Подружку ханжам не дадим мы в обиду!
Пусть любит
с «крамольным» оттенком помаду.
Пусть стрижка — что надо,
И свитер — что надо,
Пусть туфли на «шпильках».
Пусть сумка «модерн»,
Пусть юбка едва достигает колен.
Ну что здесь плохого? В цеху на заводе
Станки перед нею на цыпочках ходят!
По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывёт, как под парусом лодка,
А в сумке «модерной» впритирку лежат
Пельмени, Есенин, рабочий халат.
А дома — братишка, смешной оголец,
Ротастый галчонок, крикливый птенец.
Мать… в траурной рамке глядит со стены.
Отец проживает у новой жены.
Любимый? Любимого нету пока…
Пример как катаются фрирайдеры. От водного старта до глиссирования в ножных петлях.
Болит обожжённая в цехе рука…
Устала? Крепись, не показывай виду, —
Тебя никому не дадим мы в обиду!
По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывёт, как под парусом лодка,
Девчонка рожденья военного года,
Рабочая косточка, дочка завода.
Причёска — что надо!
И свитер — что надо!
С «крамольным» оттенком губная помада!
Со смены идёт (не судите по виду) —
Её никому не дадим мы в обиду!
Дети Кремля
мешает мне поставить точку в главе о Светлане. не хватает для завершения образа. Наплывают мои собственные встречи и ощущения, давно забытые.
Когда это было? Кажется, в 1969 году. Весной, кажется. В те дни по радиостанции «Свобода» читали «Двадцать писем к другу» Светланы Аллилуевой — сенсационную книгу о Сталине, о времени, о себе.
Я не слушала «Свободу» — уже привезли мне тайком эту книгу, и я прочитала ее.
Центральный дом литераторов. Зашла выпить кофе, ко мне подсели Алексей Яковлевич Каплер с женой, поэтессой-фронтовичкой Юлией Друниной. Каплер, давно вернувшийся из тюрьмы, был знаменит еще более, чем во время войны. Он замечательно вел популярную в стране телевизионную передачу «Кинопанорама»: мудро, остроумно, весело.
Седой Каплер казался мне похожим на добродушную бабушку. Славу донжуана, пожирателя сердец, в прошлом возлюбленного дочери Сталина, поддерживала лишь всегда находившаяся рядом с ним прекрасная Юлия.
Впервые я увидела Юлию Друнину в конце пятидесятых на кинопросмотре в «Литературной газете». Она была старше меня лет на десять-одиннадцать и показалась немолодой, неприметной, серенькой. Рядом с нею был ее муж, поэт Николай Старшинов, худенький, невысокий, с огромными глазами, и тоже как будто не очень приметный. Но не могла я их не приметить, слишком волновали меня слова: «поэт», «стихи», «поэтесса». Друнина и Старшинов — люди моей мечты, явления из мира поэтической жизни.
Зурбаган. Песня из фильма «Выше Радуги». Поёт Владимир Пресняков-младший (1986)
Через несколько лет, когда в этом мире я стала своим человеком, Юлия Друнина и Николай Старшинов были в разводе. Один знакомый, живший в дачном поселке в Пахре, сказал вскользь: «Мой сосед Каплер. Много дам перебывало у него на даче, но в последнее время вижу одну. Она прикрывает лицо шарфом, но я узнаю ее — это Юлия Друнина».
Каплер и Друнина поженились.
Так получилось, что мы с Юлией нередко оказывались вместе в писательских поездках по стране. Дружбы между нами не было, но и вражды тоже. Она очень изменилась с тех пор, как я впервые увидела ее. возникла яркость красок. Отрастила волосы — их копна очень украшала новую Юлию. Хорошая, стройная, безвозрастная фигура.
Мне нравилось ее внешнее спокойствие, уверенность не то чтобы в себе, а вообще в жизни. Несколько раздражала монотонная тематика ее стихотворений — война, окопы, опять война, окопы. Один из ее сборников назывался «Окопная звезда». Эта ухоженная красавица и окопы не совпадали. Всюду в газетах и журналах критики часто цитировали ее стихи:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву и тысячи во сне,
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Мне казались фальшивыми эти всех восхищавшие строки.
Да кто же говорит, что на войне не страшно? Однажды я сказала об этом Юлии, и она ответила: «Верно. Но ведь это стихи, в них все можно».
— Не пойму, что в Каплере особенного. Умеет он увлечь женщину. Вон как Юленька расцвела с ним. А посмотреть — доброго слова не стоит этот Каплер, — проворчал Павел Филиппович Нилин на литературном вечере во время выступления Друниной. Я восхищалась этим суровым, резким, вредным, неосторожным на слово писателем и его общество предпочитала многим. — Тартюф!
Бабушка, донжуан, Тартюф, возлюбленный сталинской дочери, Юлин муж — Каплер казался мне совершенно неинтересным. И даже его трогательно-подобострастное поведение с Юлией при ближайшем рассмотрении охлаждало первые восторги: старый муж — она была моложе его на двадцать лет. Юлия — , Каплер — 1904 года.
Чувство Каплера к Друниной было известно всем. И всем видно.
В составе делегации Юлия едет в город. Каплер провожает ее с цветами, в дороге в вагон без конца несут телеграммы от него к ней, а на конечной станции он встречает ее с цветами. Однажды Нилин, увидев Каплера с букетом в окне вагона, завистливо сказал:
— Каплер не оригинален. Так поступал летчик Серов, когда добивался любви своей будущей жены Валентины.
— Пусть не оригинален, — возникла я, — приятно видеть, как любят женщину.
Вечером этого дня Павел Филиппович купил мне букетик цветов.
— Я не Каплер, — сказал он, заметно стесняясь, — не умею ухаживать.
— У вас и результаты другие, — жестоко ответила я.
Каплер и Друнина много путешествовали вдвоем. Любили весной уезжать в Коктебель, на сезон цветения степных маков, и ходили пешком по Карадагу многие десятки километров.
— Она загонит в гроб бедняжку Каплера, — судачили пляжные кумушки. — Не может быть, чтобы ему, старику, нравились эти походы.
— Движение — жизнь, — возражали им другие пляжные кумушки. — Каплер продлил себе молодость, женившись на Юлии. Уж знает толк в женщинах. Сама Светлана была у него…
Разговор угасал, возможно, за отсутствием конкретного материала.
Но вернусь к началу.
Каплер и Друнина подсели ко мне, а к ним подсела их знакомая, неизвестная мне прежде женщина, ярко-восточного типа, полуседая, с летящей прической.
— Ты слушаешь «Свободу»? — спросила она Каплера и улыбнулась, покачивая в руке небольшие часики на длинной цепочке. — Тебя не забыла.
— Ах, она подонок! Мещанка! Не хочу я слушать! Все, что услышу, — ложь! — Он волновался, был красен, щеки тряслись.
Юлия молчала так, словно ее это не касалось, но тень была на ее лице.
Каплеры быстро допили кофе и ушли. А я подумала: «Зачем он так? Даже если Светлана в перед ним виновата, зачем? И почему волнуется?»
Но я не имела права судить. Каплер был человеком сталинского времени. Он отстрадал свое и, возможно, опасался, что вражеские голоса снова треплют его имя и неизвестно еще, как и чем аукнутся ему воспоминания Светланы.
Через несколько лет, гуляя после поэтического вечера в тихом парке города Пскова, Юлия сказала мне:
— Я хочу прочитать тебе стихотворение, оно называется «Царевна»:
Какая грусть в кремлевском парке
Октябрьским ознобным днем.
Здесь девочка еще за партой
Счастливо думала о Нем.
Не просто девочка — царевна
в кремлевском тереме жила.
Там с нею сладко и напевно
(«Какие колокола, — думала я. — Кремлевские колокола мертвы. Но „это стихи, а в них все можно“».)
Ах, как глаза ее мерцали,
Когда ждала свою мечту.
Но самый грозный меж отцами
Сослал безумца в Воркуту.
Ушел в безмолвие. С концами…
Что передумала она.
Ей в сердце врезалась зубцами
Навек Кремлевская стена.
— Ничего не говори, — сказала Юлия, — я просто хотела прочесть это тебе.
В стихотворении Юлия как бы становилась Светланой, переживая ее поруганную любовь. И она читала его мне, помня ту встречу за столиком, как бы извиняясь за слова Алексея Яковлевича, не мне даже сказанные, но вынужденные в конце шестидесятых, когда еще боялись теней, которых уже не было.
И я подумала: если бы Сталин понял чувства дочери, поверил Каплеру и поженил их — что было бы?
Трудно предсказать. Возможно, тюрьма уберегла Алексея Яковлевича от не менее страшного если не физически, то духовно.
От разложения кремлевским бытом?
Или от бессмысленного сопротивления этому быту?
От всех иллюзий, связанных с разоблачением культа личности?
От непредсказуемости характера самой Светланы?
Шкатулка рецептов
Нашим мамам посвящается: Юлия Друнина «Девчонка что надо»
Нашим мамам посвящается: Юлия Друнина «Девчонка что надо»
Юлия Друнинина ( 1924 — 1991г.г.) — замечательная русская поэтесса, ушедшая из жизни безвременно, трагически. Пронизанные нежностью и теплом, болью и достоинством ее произведения создавались на протяжении всего творческого пути длиною почти в полвека.
Перелистываешь одну за другой страницы ее книжек, и в каждой находишь что-то новое для себя. Новое и вместе с тем родственное по общности восприятия и совпадению жизненных ассоциаций. Вот озорное и веселое стихотворение «Девчонка что надо!»:
По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывёт, как под парусом лодка.
Причёска — что надо!
И свитер — что надо!
С лиловым оттенком губная помада!
Источник: www.shkarec.ru